Уходя, не оглядывайся  - Джеймс Хедли Чейз

– Когда я буду готов – куда мне идти?

Йенсен показал на закусочную:

– Прямо туда.

Я дошел до флигеля, толкнул дверь и вошел в гостиную. Она была уютно обставлена, а в одном из углов стоял телевизор. За гостиной находилась крошечная спальня. Раздевшись, я прошел в ванную, побрился, но отмыться мне удалось не сразу. К этому времени у меня уже отросли приличные усы, и я решил их оставить. Вернувшись в спальню, надел рубашку и брюки и взглянул на себя в зеркало, висевшее на стене. С усами я выглядел иначе, но ведь меня все еще ищут. Разглядывая себя в зеркало, я почувствовал облегчение. Если в газетах и были мои фотографии, то с усами узнать меня было почти невозможно.

Я открыл дверь флигеля и постоял некоторое время, разглядывая постройки напротив и уходящую в горы дорогу. По обе стороны от меня простиралась пустыня – горячая, белая и лишенная всего живого. Это меня успокоило. Полиция будет искать меня в Окленде или других больших городах. Уверен, что ей не придет в голову искать меня здесь.

Выйдя на солнце, я направился в закусочную. Там вдоль стойки стояло десять вращающихся стульев, а для желающих поесть поосновательней возле стены было пять столов. Стойку украшали краны для пива и содовой, а позади располагался стеклянный шкаф, на полках которого была разложена выпечка с табличками: вишня, яблоко, ананас, клюква. В отдельной секции находились бумажные салфетки, специи, соусы, стаканы, ножи и вилки. Все блестело безукоризненной чистотой. На стене висело меню, напечатанное крупными четкими буквами:

Через полуоткрытую дверь позади стойки просачивался запах жареного лука, от которого у меня потекли слюнки. Я уже собирался постучать по стойке и дать о себе знать, как услышал голос Йенсена:

– Послушай, Лола, не нужно так заводиться. Я знаю, что делаю. Этот парень присмотрит за станцией, а мы вдвоем сможем пару раз в неделю ездить в Вентуорт. Мне не нравится, что ты ездишь туда одна. Нехорошо, когда женщина одна ходит в кино в таком городе, как Вентуорт.

– А почему это нехорошо?

Она говорила с сильным итальянским акцентом и на повышенных тонах.

– Просто нехорошо. Ты – уважаемая замужняя женщина. А в Вентуорте такие парни…

– Ты хочешь сказать, что я езжу в Вентуорт развлекаться с мужчинами? Ты это хочешь сказать?

– Конечно нет. Я просто говорю, что это нехорошо. Поладив с Джеком, мы сможем ездить туда вместе. Ведь мы оба этого хотим, разве не так?

– Я знаю одно – посторонние мне здесь не нужны. Я говорила тебе тысячу раз!

– Знаю, что ты мне говорила, но ты не права. Помощь нам нужна. Сколько раз ты вставала прошлой ночью? Шесть, а может, и семь. Сон тебе нужен. С помощью этого парня мы сможем и отоспаться, и развяжем себе немного руки. Когда будет его очередь дежурить, мы сможем ездить в кино. Разве ты этого не хочешь?

– Сколько раз можно говорить одно и то же! – Ее голос был злым и визгливым. – Мне не нужны посторонние. Кроме того, работать ведь он будет не бесплатно? С каких это пор ты стал швыряться деньгами?

Истеричные нотки в голосе женщины встревожили меня. В ее словах звучала неприкрытая злость.

– Перестань на меня кричать! Пусть парень попробует. Если он тебе не понравится, что ж, мы от него избавимся. Но ты сама будешь рада, если мы его возьмем. Давай закончим на этом. Как насчет чего-нибудь поесть?

– Откуда ты знаешь, что ему можно доверять? Ты что, собираешься дать ему возможность обчистить нас и сбежать, пока мы будем смотреть кино в Вентуорте? Ты сошел с ума!

Я решил, что пора дать знать о своем присутствии. На цыпочках я вернулся к двери, открыл ее и с силой захлопнул. Затем, тяжело ступая, подошел к стойке.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил я.

Возбужденные голоса сразу стихли. Наступила тишина, а потом из кухни вышел Йенсен. Его полное добродушное лицо было красным, глаза выдавали смущение.

– А-а, пришел, – сказал он, окинув меня взглядом. Выражение его лица слегка изменилось. Было видно, что он остался доволен моим внешним видом и испытал облегчение.

– Ну как тебе флигель? Нашел там все, что нужно?

– Мне понравилось, – сказал я. Запах жареного лука сводил меня с ума. – Здесь тоже хорошо. Вам можно только позавидовать, мистер Йенсен.

Он кивнул, но уже без былого энтузиазма, явно расстроенный недавним скандалом с женой.

– Да, здесь неплохо.

Он потер подбородок, пряча от меня глаза.

– Ты, наверное, голоден. Сейчас соображу что-нибудь поесть.

– Не надо беспокоиться, мистер Йенсен. Вы только скажите, что приготовить, – я все сделаю сам.

– Побудь здесь, я поговорю с женой.

Ему было так неловко, что мне стало его жаль. Он пошел было на кухню, но в это время к бензоколонке подъехал запыленный «паккард», и водитель нажал на клаксон.

– Я займусь им? – спросил я.

– Не надо, я сам. Ты поешь, а уж потом приступишь к работе.

Он вышел, и я видел сквозь открытое окно, как он занялся «клиентом».

Услышав за спиной шорох, я обернулся. В дверях стояла женщина и с любопытством разглядывала меня. Ее густые каштановые волосы были собраны в пучок и довольно небрежно заколоты. Это была настоящая красавица, хотя рот у нее великоват, а губы – слишком полные. В ней была чувственность, которая привлекает любого мужчину, – и я не стал исключением.

Женщина – лет тридцати, с зелеными глазами и кожей цвета слоновой кости – была одета в хрустящий белый халат, плотно облегавший фигуру, и, глядя на нее, стоявшую в дверном проеме, я понял, что под халатом у нее больше ничего нет. Она не произнесла ни слова. Мы так и стояли, рассматривая друг друга, пока не вошел Йенсен и, смущенно улыбаясь, не представил меня.

– Мне кажется, он не против перекусить. Во всяком случае, я – точно, – сказал он. – Как насчет поесть, Лола?

С непроницаемым лицом она сказала:

– Сейчас что-нибудь принесу.

Я видел ее тяжелые бедра, обтянутые халатом. При каждом шаге они оживали, еще больше подчеркивая чувственность. Я взял бумажную салфетку и вытер лицо. Пот с меня катился градом.

– Жарковато, а? – спросил Йенсен, расплываясь в улыбке.

– Печет как в аду, – ответил я.

Я постарался улыбнуться в ответ, но губы не хотели слушаться.

Когда мы с Йенсеном стали разгружать металлолом с грузовика, он заговорил о своей жене.

До этого я съел один из лучших обедов в своей жизни. Она вернулась из кухни с двумя тарелками, в которых лежали спагетти и большие телячьи отбивные, поставила их с грохотом на стойку и вернулась на кухню, не проронив ни слова. Пока мы ели, я спросил у Йенсена, в чем будут заключаться мои обязанности.